А я роман прочел… Звучит, как «а я жука проглотила..» Если кто смотрел/помнит «Миссию Серенити», там американские артисты на летающей телеге, отстреливаясь от ужасных зомби-пиратов, нарушали законы физики. И когда все спаслись, вопросили пассажирку телеги своей: «Как ты?» На что та вдумчиво ответила: «А я жука проглотила..»
Летающие телеги, зомби, пираты и остальной беспредел наполняет мою жизнь непрерывным движением. Я же верчу головой не успевая навести резкость. Вот опять жука проглотил. Жук сей жив во мне и на пирамиде проглоченных ранее сегодня царственно главный. Имя ему — #обительзахараприлепина
Скарабеем олицетворяющим техническое совершенство по сю пору почитаем здесь (в пирамиде) #петрпервыйалексеятолстого, а хирургами потрошителями душ (образцами глубины) взрослые #романыфедорадостоевского
Они, собственно, смотрящие здесь и каждый новенький обречен на сравнение (а вдруг он круче и сменит паханов?) Новый жук был сочтен и отослан в раздел «пролетарские романы». Алексей Николаевич и Федор Михайлович, чуть поморщив носы от неизбежного в пролетарских романах стойкого запаха кухни и натюр-промежных дел, все же отметили вектор духа, что жив и рвется вовне.
От себя добавлю, что выловил в романе ряд шпилек в бочину аристократии и с мнением классиков согласен. Кто путает аристократию с интеллигенцией, кто с безупречностью во всем, Прилепин не путает. Его роман пролетарский отчетливо, а не безотчетно.
Хорошо в этой толстой книге — подробный, добросовестный, исторически убедительный материал о Соловецком лагере. И живой главный герой. Как всегда у Прилепина, это очередной «быкующий дельфин».
Быкующие дельфины Прилепина всегда монолитно адекватны по всем прыщавым тегам (#драка, #секс, #авторитетнарайоне). Просто «даг в армейке», вечный подросток какой-то, а не русский начитанный пролетарий. Особенно это штырит на фоне диалога с православием, который, ближе к концу романа, обретает эпический размах.
Что хорошо, так это неизбежность неизбежного в указанном слое. Аристократ просто не увидит большую часть того, над чем комплексуют (от чего быкуют) дельфины Прилепина. Аристократ всасывает рамки с молоком матери и деятель от слова «действовать». Оценки от окружающих его сословий вне сферы его интересов. А вот я о настоящих говорю.
Интеллигент увидит много больше причин для «сомнений и дум», чем дельфин Прилепина, и всяко будет жертвой (выбирая меж интеллигентностью и успехом, что выбирает интеллигент?) А вот я о настоящих говорю.
Крестьянин, живой еще на ту пору, совестливость не среднюю сохраняя в себе, вообще вне гордых игрищ сих. И диалога с православием не имел, так как сам был ходячим православием. А вот я о настоящих говорю.
Только пролетарий, а паче слободской такой приодетый начитанный, утверждаться меж слоями тогдашними был принужден активно и не просто победил, а разогнал по щелям, на сегодняшний день, все природное русской массе разнообразие. Выпукло так в центре и мощно стоит румяный, но прямо, без иносказаний и масок, что снял с мертвецов, не воспетый ишшо.
А вот воспетый. В самый свой исторически главный момент. И прямо в месте, где «ковалось» то, что выковалось. И вроде все хорошо, но как и Бжезинскому, мешает слободскому вечно прыщавому что? Православие. Не получается православия у него. У других, перекованных да по щелям разогнанных — получается. А у него — нет. Такой вот характерный роман. Роман макания любимого быкующего дельфина в крещенскую воду. Своими же ручками. Беспощадно.
Ведь сословные шняги вечны. Всегда на Руси будут рождаться все, а не только пионеры или только приказчики. Саморез, что не нами запущен, Захар, так и остановим. Макая, без оглядки и отдыха, своих дельфинов в крещенскую воду. Пока быковать не перестанут. И американские летающие телеги на этом фоне — #серыйскудныйтрескниочем.
«Черная свеча» В.Высоцкий.
каждый взмах сердечной мышцы — пьезоэлемент над двумя фитилями. свобода.
оба одинаково близки. равенство.
оба одной природы с нами. братство.
» Приближение странного сна с реальным видением предметов и столь же реальным чувством отказа от самого себя было встречено с тревогой, прожившей, впрочем, совсем не долго. Вскорости он уже не удивлялся маленькой, узкой нише, в которой стояла тоненькая, прозрачная, как утренний полусвет, белая свеча. Вид её вызывал сочувствие и в то же время тёплую доверчивость к чему-то собственному, потаённому, сокрытому в самом сердце, как если бы только эта хилая свечка надежды способна высветить и осветить тропинку, ведущую к познанию необходимого, единственного верного пути, который надлежит тебе совершить.
Рядом с ней, в нише пошире, поудобней, стояла другая, уверенная, надёжная, как плаха, чёрная свеча…
И хотя поначалу свеча не вызывала никаких чувств, он не мог оторвать от неё глаз, заворожённый глубоким чёрным светом.
«Это — твоя свеча!» — сказал настойчиво властный голос, тоже чёрный, несмотря на то, что звук не должен иметь цвета.
В душу, как заблудившийся в пургу ребёнок, просилась молитва. За её уже опознанными словами стояли мать, дед, ещё кто-то, доселе неизвестный, но близкий.
На мгновение все они стали иконой из другого мира, и он сложил чуть дрогнувшие персты в щепоть, чтобы осенить себя Крестным Знамением. Не случилось. Теми же перстами он зажёг чёрную свечу… «